http://www.stihi.ru/author.html?sns41

http://www.proza.ru:8004/author.html?sns41

http://www.litsovet.ru/index.php/author.page?author_id=1531

С.Стукало

Гы!

Альтернативное искусство
("Страна Дураков" - V)

Начальником кафедры полковник стал полгода назад.

Доктор военных наук во главе ведущей в академии технической кафедры - это уже само по себе нонсенс. А месяц назад, проснувшись ранним утром, полковник и вовсе обнаружил себя академиком Международной академии информатизации и связи. По совокупности трудов и заслуг.

С падением железного занавеса для носящих погоны ученых открылись и не такие перспективы. Это академиком РАН стать не менее сложно, чем верхом на утюге совершить кругосветное плавание.

Быть академиком было приятно, но пару раз, попав в гости к обычным, традиционным, академикам и прочим освещенным светом отечественной науки "членам с корреспондентами", новоиспеченный академик заподозрил неладное.

Российские, ещё СССР-овской закваски академики вели себя с ним как-то снисходительно. Не как равные с равным. Без ожидаемого уважения.

Они неизменно брали его под локоток и вели к обрамленным в вычурные золоченые рамки картинам.

- Этого Глазунова я приобрёл ещё тогда, когда Илья Сергеевич был никому не известным молодым шалопаем, - говорил ему отчего-то важничающий старый пень и ревниво следил за реакцией полковника.

Не найдя в его глазах желаемого отклика, академик сочувственно кивал каким-то своим мыслям и напрочь терял интерес к своему военному коллеге.

В самих картинах и в их наличии, несомненно, был какой-то подвох.

Дома у полковника никогда никаких картин не было.

Смутное ощущение разрешимости "картинной" проблемы возникло у свежеиспеченного академика ранним утром. Память у него всегда была хорошей - не подвела она и в этот раз.

Он вспомнил, что на его кафедре имеются адъюнкты. И один из них закончил в своё время художественное училище. Так было написано в личном деле.

Вызвать адъюнкта в кабинет, было делом пары минут.

- Товарищ полковник! … - начал было доклад прибывший адъюнкт.

- Присаживайся, Сан Саныч! - прервал его начальник. - Вопрос у меня к тебе. Говорят, ты в живописи разбираешься? И даже что-то там по этому профилю заканчивал?

Толком испугаться адъюнкт не успел, но неладное заподозрил сразу:

- Было когда-то … - уклончиво ответил он. - На заре туманной юности.

Полковнику неопределенность ответа не понравилась. Он нахмурился и, начиная раздражаться, принялся выстукивать автоматическим карандашом по покрывавшему стол стеклу:

- Мне картина нужна. Домой. Примерно метр на метр сорок. А то у всех академиков есть, а у меня - нет. Не порядок. Понимаешь?

- Маслом? Картина? - уточнил разом вспотевший адъюнкт и, в ритме постукивающего карандаша, живо представил, как ему, за свой счёт, придётся приобретать масляные краски, холст и подрамник.

Вспомнив, что к висящей в домашних условиях картине желательна красивая и, естественно, дорогая рама, майор впал в окончательную прострацию: офицерам в академии не платили уже четвертый месяц, и то, что они до сих пор не перемёрли от голода, а продолжали преподавать, учиться, писать учебники, диссертации и конспекты - было своего рода чудом.

- Конечно - маслом! Что-нибудь с природой, - отрезал начальник, и, внезапно поняв суть колебаний своего подчиненного, добавил: - Не напрягайся! Твоя мазня меня не интересует! Сиди ровно и не ёрзай! Мне консультация нужна.

Быстро пришедший в себя майор снова проявил осторожность:

- Товарищ полковник, то, как я разбираюсь в этих вопросах - это, примерно, техникумовский уровень. Я, конечно, постараюсь. Но …

- Не юродствуй! - оборвал его полковник. - У тебя знакомые художники, которые со временем в люди выбьются, на примете есть? Да, или нет? Желательно, чтобы при каких-нибудь там регалиях для начинающих. Как там у них в этом мире положено.

При последних словах начальника майор встрепенулся и посветлел лицом. Явно обдумывая каждое слово, доложил:

- Есть! Есть один такой! Недавно на посиделках познакомился! У него три выставки в Америке было. Ни одной картины назад не привёз - все там расхватали.

- Настолько хорошо рисует? - изумился полковник. - У него, вообще, что-нибудь на продажу есть? Для простых смертных? Что-нибудь не слишком дорогое? В пределах ста - ста двадцати долларов?

- Ну, как он рисует - не знаю. Но студия где-то в центре имеется. А студия без картин не бывает. Непременно что-нибудь найдется. У меня, по-моему, в столе его визитка есть. Так что можно позвонить и спросить.

Ближе к обеду майор созвонился с художником.

- Саня! - обрадовался ему художник. - Ты по делу, или пьянка какая где намечается?

- По делу, Дарин! - ответствовал ему Саня. - Мне твой совет нужен. Судя по всему, я тебе, или кому из твоих коллег, клиента нашел.

- Зачем коллегам клиент? Клиент - это личное, я бы даже сказал - интимное, - заметил художник и тут же уточнил: - Богатого? Клиента?

- Это вряд ли. Мой начальник картину хочет.

- И сколько он готов заплатить? - поскучнел Дарин.

- Не очень много, - вздохнул Саня. - Долларов сто, не больше.

- Сто?!! - восхитился художник. - Да за сто - пусть любую картину забирает. Или даже две! На выбор! У меня этого добра … Ну, Саня!!! Выпивка - с меня! Когда сможете приехать? Лучше бы завтра. А то у меня бардак. Не солидно. Чуток приберусь, и - милости прошу!

В бурной реакции художника была какая-то неправильность, но анализировать зародившиеся подозрения Саня не стал. Он и в самом деле был рад тому, что проблема с картиной так быстро и оперативно разрешилась, причём без особых с его стороны затрат и усилий.

На следующий день, сразу же после обеда, наскоро перекусивший Саня трясся в тёмно-зелёной "четверке" начальника кафедры по разбитому асфальту Большого Сампсониевского. Начальник, старательно объезжая многочисленные дорожные выбоины, судорожно дёргал рулевое колесо и непрерывно ругался сквозь крепко сцепленные зубы. Отвратительная дорога настроила его на скептический лад, поэтому, выехав на относительно ровный участок, но так при этом никого не задавив колёсами - он принялся давить морально. За неимением других альтернатив, на роль жертвы наезда был выбран сидящий рядом адъюнкт:

- Этот твой знакомый - он точно будет на месте?

- Обещал быть … А так - кто его знает? Богема.

- Богема! - передразнил начальник. - Да хоть сам апостол Павел! Назначил время потопа - будь добр, не кивай потом на засуху и на раззвездяев-сантехников не пеняй! Богема …

Адъюнкт, в силу явной риторичности последней реплики начальника, промолчал. Начальник же вдруг вспомнил показанную ему накануне визитку художника:

- Кстати, а что это у него такое странное сочетание имени и фамилии? Фамилия - как у апостола имя, а имя - вообще Дарин? Он сам не из этих? Не из "апостолов"? Нарвёмся на какого-нибудь "Малевича" - что делать будем? Ты хотя бы одну его картину вживую видел? Или там набросок какой? Вдруг, он там какую махровую диссидентщину малюет? Что он вообще за фрукт?

- Насколько я знаю - он внебрачный сын румынского офицера, - прояснил картину Саня. - С тех самых времён приблудился, когда румыны ещё учились в наших академиях.

- Такой старый? - изумился начальник.

- Моложе меня! - возмутился адъюнкт.

- Как быстро летит время … - загрустил полковник. - Я уже и думать забыл, что у румын бывает армия. Конечно, то, что он офицерский сын, как-то успокаивает. Но румын … Это же цыгане? Как этот цыган рисует - ты хоть краем глаза видел?

- Видел! - сдал свой последний козырь адъюнкт. - И вы, товарищ полковник, видели! Много раз! Этикетки на пиве завода "Степана Разина" помните? Это он рисовал!

- Так что же ты мне сразу не сказал?! - стукнул ладонями по рулевому колесу полковник. - Конечно, помню! Хороший художник! Правильный! Кстати, подъезжаем. Какой там у него номер дома?

Художник встретил офицеров у порога студии. Для вящего эффекта от встречи он вырядился в бирюзовую бархатную размахайку и такой же бархатный бордового цвета берет. Из-под размахайки виднелись испачканные краской джинсы. Левая рука художника была занята массивной эллиптической палитрой с бурыми следами высохших красок. В правой руке, на относе, на манер испанского стилета, он держал крупную кисть с пятном жёлтой засохшей краски на слипшейся щетине. Обут художник был в старые домашние шлёпки.

Картину довершали пышная вьющаяся шевелюра и свалявшаяся испанская бородка в стиле а-ля-Крамской. Глаза художника сияли нездешней отрешенностью. Короче, выглядел он очень колоритно.

Занятые руки мешали обмену рукопожатиями, и поэтому художник, долго не думая, бросил палитру и мешавшую ему кисть прямо на пол в прихожей, а затем отпихнул их ногою к ближайшей свободной стене.

- Прошу! - пригласил он и распахнул дверь в студию.

Судя по всему, на полковника внешний вид художника произвел самое благоприятное впечатление. Во всяком случае, в студию он вошел приободренный, с ожиданием чуда в широко распахнутых глазах.

Но жизнь - штука подлая. И чудеса в ней случаются крайне редко, да и то - только за большие деньги. Во всяком случае, за сто долларов чуда не произошло.

Видели ли вы чудесный фильм Евгения Татарского по мотивам рассказов Р.Л.Стивенсона - "Приключения принца Флоризеля" с несравненным Олегом Далем в главной роли? Помните ли в нём тот эпизод, когда группа граждан-уголовников участвует в опознании рецидивиста "Клетчатого"?

В этом эпизоде Даль-Флоризель, он же принц богемский, срывает покрывало с картины художника-авангардиста, и изумленные зрители видят пред собою несусветную мешанину из квадратов, треугольников, вытаращенных глаз, цветных пятен, линий, теней и т.д. Ирония режиссера как раз в том и состоит, что далёкие от живописи рецидивисты моментально узнают в более чем абстрактном портрете - своего давнего приятеля - Клетчатого. Мало того, опознав искомого фигуранта, они так шарахаются от этой картины, что недоумевающим зрителям остается только гадать: то ли так страшен Банионис-Клетчатый, то ли это естественная реакция уголовного мира на абстрактную живопись.

Воздействие картин Дарина на полковника было куда более ошеломительным, чем воздействие картины с образом сеятеля, разбрасывающего облигации государственного займа, на небезызвестного распорядителя лотереи из бессмертного романа Ильфа и Петрова. Во всяком случае, глядя на внебрачного сына румынского милитаризма, майор почему-то вспомнил о другом внебрачном ребёнке - сыне турецко подданного - Остапе Берта-Мария-Соломоне Бендере.

После недолгого замешательства майор вдруг вспомнил и о том, что он пребывает здесь в качестве эксперта в области живописи. Поэтому, после некоторых размышлений и колебаний, пальму первенства в области изящных искусств он отдал "Сеятелю" Оси Бендера. Как произведению, куда более близкому к классическому реализму.

Майор уважал реализм.

А на картинах художника …

Чего только на них не было.

Реализм с представленными на полотнах персонажами и сюжетами и рядом не лежал.

Исполненные в ядовитых тонах квадратные головы - плакали обильно сочащимся из треугольных глаз зелёным гноем. Некоторые из них выдыхали из ноздрей сиреневый дым, а цветом и размером первичных половых признаков, несомненно, могли посрамить изготовленные на американском "Локхиде" американские же крылатые ракеты. Огуречной пупыристости туловища представленных на картинах персонажей бодро скакали на колченогих трехпалых ножках, а такие же худосочные ручки были в совершенно произвольных количествах пришпандорены у героев картин куда попало. Окружающий пейзаж - и вовсе описанию не поддавался. Минуты через три ошеломленного созерцания всего этого великолепия академик пришел в себя. Для разминки он довольно чувствительно заехал адъюнкту кулаком в бок. Кулак у военного академика был полковничьего размера.

Адъюнкт ёкнул селезёнкой и посмотрел на своего начальника вопросительно.

В глазах академика плескалась паника.

- Блядь! - одними губами сказал академик, и к панике в его глазах добавилась тоска.

- Ну, как? - спросил полковника Дарин.

Судя по всему, он понял, что пауза затягивается. А это всегда чревато.

- А у вас что-нибудь ещё есть? В реалистической манере? - поинтересовался полковник. - Лесок там, какой? Прудик?

Судя по всему, он уже ненавидел себя за эти вопросы.

- В реалистичной? - задумался художник. - Нет. В реалистичной, пожалуй, что и нет ... Понимаете? - вдруг совсем уж жалобно добавил он. - Я так вижу!

- Блядь! - опять прошептал полковник, но вслух довольно таки спокойным голосом спросил: - И что, никак нельзя ничего реалистичного?

- Никак нельзя … - эхом отозвался уже всё понявший художник.

Объявить о том, что он ничего брать не будет, полковнику что-то мешало. Наверное, это было сострадание.

- А у вас это, - и он обвел рукою вокруг, - часто покупают?

- В Америке … Три выставки … Все картины … - залепетал уже ни на что не надеющийся художник.

Полковника его ответ не удовлетворил. Абсолютно.

- Нет! А здесь - в России - у вас ваши работы часто покупают?

- Ну, да … американцы, японцы, недавно два полотна голландец взял …

- Да нет же! - потерял терпение полковник. - Наши! Наши - часто ваши картины покупают?

- Наши? … - надолго задумался художник. - Наши не покупали. Ни разу …

Услышав его ответ, полковник торжествующе выдохнул. Судя по всему, именно этих слов он и ждал, но как сформулировать отказ - по-прежнему затруднялся.

На помощь академику пришел адъюнкт:

- Дарин! Всё просто замечательно, но мы немного подумаем. Нам ещё к парочке твоих коллег надо заехать. Обещали. Сам понимаешь.

- Конечно, понимаю! - с облегчением подхватил Дарин. - Может быть, кофе?

- Нет!!! - моментально отреагировал полковник.

Перспектива остаться в студии ещё на несколько минут - почему-то испугала его до последней крайности. Когда офицеры вышли от художника, полковник заметно повеселел.

- Где ты с этим чудиком познакомился-то? - спросил он адъюнкта, вставляя ключ в замок зажигания.

- На крестинах. Год назад, в тридцать три, меня крестили. Так вот, его гражданская жена - моя крёстная.

- Крёстная - это хорошо! - одобрил полковник. - Это кума получается … А что значит - "гражданская жена"? Любовница, что ли?

- Когда вместе живут - это уже гражданская жена, - нахохлился адъюнкт.

- Ну, ладно. Жена, так жена. Она у него хоть ничего? В этом смысле? - вяло поинтересовался полковник и, ухватившись за фаллосообразный наконечник рычага переключения скоростей, переключился на четвертую передачу.

- В каком смысле, ничего? - насторожился майор.

- Ну … - полковник поводил раскрытой ладонью перед своим лицом. - В смысле - очень красивая эта твоя кума? Или, так себе?

- Кума, как кума. Человек, конечно, хороший. Веселая и лёгкая тётка. А в остальном, - адъюнкт ненадолго задумался. - Белокожий вариант Вуппи Голдберг!

После этой фразы полковник замолчал, и некоторое время ехал сосредоточенно и без комментариев.

- Тогда понятно! - вдруг заметил он каким-то своим мыслям.

До академии адъюнкт и академик доехали не в пример быстрее.

- Кто мне теперь за сожженный бензин заплатит? - спросил въезжая на территорию академической стоянки полковник. - Сальвадор Дали?

Адъюнкт полковнику не ответил. Он не имел привычки отвечать на риторические вопросы.

25.03.2006 г.