оглавление

 

За попытку угона

В офицерском кафе артиллерийского полка работало два кондиционера. С августовским ашхабадским зноем они явно не справлялись. И все же кафе, благодаря этим рожденным в соседнем Азербайджане ящикоподобным близнецам, было самым прохладным местом в артполку. Но не только прохлада привлекала офицеров-артиллеристов. Местный Военторг бесперебойно обеспечивал свои торговые точки довольно приличным красноводским пивом. На фоне ашхабадского мутноватого кислого пойла, с невзрачной этикеткой на русском и туркменском языках, которое и язык-то не поворачивался называть пивом, красноводский продукт выглядел божественным нектаром.

Основной наплыв посетителей в кафе наблюдался к вечеру, когда в него заходили охладиться и слегка отметить окончание еще одного дня службы большинство богов войны (артиллерию, по традиционной русской военной табели о рангах называют "Богом войны"). В течение же дня в кафе было трудно застать момент, когда, неторопливо попивая пивко, за столиками находилось бы больше трех-четырех офицеров.

Вот и сейчас в кафе было всего три посетителя. Расслабленно потягивающие пиво офицеры имели одинаковые звания. И, если бы главным героем рассказа не был только один из них, то у автора был бы соблазн назвать его "Три капитана".

За ближним от стойки столиком сидел начальник связи артполка капитан Игорь Денисов со своим, проездом находящимся в Ашхабаде, давним другом. В углу, в тени пыльных штор, под не менее пыльным фикусом допивал уже вторую бутылку красноводского светлого пыльный капитан, имя и фамилия которого, за древностью владельца, были почти забыты большинством из сослуживцев. Капитана называли просто и совсем обыденно – Петровичем. Пожилой капитан настолько сросся с полученным от собственного отчества прозвищем, что молодым лейтенантам и в голову не приходило, что у этого ветерана военной службы может быть имя или даже фамилия. По обыкновению, услышав его фамилию по телефону, или встретив ее в денежной ведомости, они не сразу понимали о ком, собственно, идет речь.

Петрович – он и есть Петрович.

Но у проезжего капитана Петрович определенный интерес вызвал. Во-первых, дородная буфетчица скрылась в подсобке, поэтому бабы, как предмет интереса, отпадали. Во-вторых, даже в богом забытом Среднеазиатском военном округе не каждый день встретишь столь потрепанного службой офицера.

Сказать, что Петрович был худ и морщинист – слишком мягко сказать. Петрович был буквально высушен свирепым азиатским солнцем. Когда он, скупым изящным движением пустынного варана, подносил к губам кружку с пивом, то казалось, что оно начинает чудесным образом испаряться, еще до того как губы Петровича коснулись прохладной пены.

Рубашка с короткими рукавами на Петровиче выцвела до естественного желтоватого цвета тканевой основы. Погоны были настолько чумазы и измяты, что казалось их еще в прошлом веке усердно жевал оголодавший верблюд. Рассыпанные по их складкам капитанские звездочки усиленно изображали затейливую смесь акробатических этюдов и броуновского движения. Разношенные коричневые туфли скорее напоминали банные шлепки, а офицерские брюки от долгого употребления напрочь утратили способность иметь наглаженные стрелки, но взамен приобрели цвет и текстуру увядших клубней прошлогоднего картофеля.

– Что это за чудо? – спросил приезжий капитан.

– Это? – рассеяно ответил Денисов, - Это Петрович. У него по молодости случилось взыскание от Начальника Генерального Штаба. Вот и застрял навеки в капитанах.

– Какого начальника штаба? – не сразу врубился приезжий.

– Начальника Генерального Штаба Вооруженных Сил СССР, - будничным голосом разъяснил Денисов.

Оба сосредоточенно замолчали. Надо сказать, что у военных взыскание можно отхватить от любого вышестоящего прямого начальника. И, чем он выше, тем менее реально последующее снятие взыскания. Снять такое взыскание может или наложившее его лицо, либо лицо, более вышестоящее по служебной лестнице. Без снятия взыскания никакой служебный рост офицера невозможен.

Выше Начальника Генерального Штаба только Министр обороны. Для простого капитана и его непосредственных и прямых начальников ступеней на пять-десять вверх это абсолютно недосягаемый уровень. Никто не рискнет привлекать внимание столь вышестоящих особ, ходатайствуя за ничтожного капитана. Даже не в силу его ничтожности. Чувство самосохранения не позволит никому из них даже помыслить об этом, разве что Петрович не насовершает чего значимого, не менее чем на звание Героя Советского Союза.

– Где это его угораздило? – наконец спросил приезжий капитан.

– На целине. Кстати, если угостишь Петровича пивком, он тебе сам расскажет. Еще та история…

Пять минут спустя Петрович уже сидел за одним столиком с молодыми капитанами.

– Был я молодой и зеленый. Свежеиспеченный капитан, вроде вас, – вещал он.

– Послали меня, значит, на целину. На уборку урожая. Командовать сводной авторотой, отправленной в один из колхозов в Казахстан от нашей дивизии по разнарядке. На два месяца.

Две недели спустя на одном из ЗИЛов у нас стуканул двигатель. Отправили его на ближайшую МТС в немецкий колхоз для ремонта. А за водилой присматривать снарядили меня.

Три дня немцы перебирали нам движок. А мы с водилой по вдовушкам самогон пили.

На четвертый день нас будят. Машина и обед готовы.

Целинным-то колхозникам главное что? Главное, чтобы военные помогли урожай убрать. Вырастить-то они вырастят. Научились. А на уборку своих машин возить это добро не хватает. Вот они без всяких споров не только свои, но и наши машины ремонтировали. Тем более, что с мастерами у немцев никогда проблем не было.

Пообедали мы и сели, значит, на отремонтированный ЗИЛок. Нам с собой еще, как водится, бутыль, сала и чеснока дали. Мы и поехали.

В степи-то оно как? Сориентировались по солнцу и компасу. Вычислили направление на наш полевой стан, и поехали. Степь она гладкая, как стол. Куда не поедь – везде ровно. Где едешь – там и дорога.

Короче, едем мы, едем. Полдороги проехали. Смотрим: а впереди, прямо по курсу, с неба круглая такая дура на здоровенном оранжевом парашюте опускается. Мы – по тормозам.

Долетела она почти до земли, только коснулась веревкой поверхности (у нее снизу то ли трос, то ли веревка какая-то болталась), и как пыхнет вниз огнем. Типа ракет таких со всех сторон этой круглой дуры. И шмяк на землю. Метрах в пятидесяти от нас. Аж по земле удар слышно было.

Шмякнулась, а парашют отцепился, и на нас его ветром понесло. Короче залепило парашютом всю кабину, - еле вылезли.

- Что, - говорю водиле, - пошли космонавтам помогать вылезать. Не помнишь, кто там сейчас летает?

Я то помнил, что эти летуны, после своих полетов, пешком ходить разучиваются. А вот водила, кто там у нас летает, так и не вспомнил. А то, что кто-то там на сей момент был, я и без него знал.

- Во, думаю, конфуз! Встретить первым космонавтов, а как их там по фамилиям – ни сном, ни духом. Неудобняк, однако.

Добежали мы, значит, до этой круглой дуры, оббежали кругом. А люков-то и нет! Во всяком случае, таких, в которые человек пролезет.

Стоим, как идиоты. Потом я смекнул, что это спутник. Он, хоть и повыше нас был, но для человеков внутри явно маловат. Да и кроме номера на корпусе только две пятиугольные таблички с гербом Союза. Никаких там надписей, - типа "Союз", "Салют" или там "Прогресс". Фуфло, короче.

От обиды советский человек в Петровиче и в водиле временно отошел в сторонку. Пока он там перекуривал, на первый план выполз российский мужик с его практической сметкой.

Для разминки Петрович и водила в темпе, пока не приехали владельцы спутника, поделили жутко дефицитный по тем временам парашютный шелк. Водиле досталась четверть, а Петрович, как старший по званию и по возрасту взял себе остальную часть яркой парашютной ткани.

- Я тебе говорю, - степенно вещал он водиле, - куртки из него получаются красивые и непромокаемые. Здоровская вещь, этот парашютный шелк. А уж для космоса всяко фуфла не сунут. Самый наилучший подберут. Ответственность, да и денег на это дело, сам знаешь, не жалеют. Но, смотри, языком не болтай.

- Не маленький, понимаю, - обиделся водила.

Слегка запыхавшиеся, они сели на бампер ЗИЛка перекурить. Их взгляды, покружив некоторое время по сторонам (а не летит ли вертолет за найденным спутником?), медленно остановились на стропах, только что отрезанных ими же от парашютного полотнища. Не сговариваясь, Петрович и водила бросили недокуренные папироски и вскочили.

Через пять минут и космические стропы были поделены и спрятаны.

В ходе продолженного перекура в капитана и солдата вернулся так вовремя отлучившийся советский гражданин и патриот:

- Товарищ капитан, они там что, ошизели? – внезапно спросил водила. – Не едут и не едут. Никакой ответственности. А вдруг тут уже какие шпионы, или там мародеры орудуют?

- Да, уж… Непорядок! – согласился капитан.

- Скоро стемнеет, - продолжил водила, - Что делать будем?

- Ну, мы с тобой государственное имущество бросить никак не можем. Потому как сами люди государственные, - отвечал Петрович.

- Это что же, без ужина, может всю ночь, здесь нам с вами загибаться? Из-за каких-то байконуровских раззвездяев? Они спутники теряют, а мы крайние?!

Петрович скосил один глаз на свой, забурчавший при упоминании об ужине, живот. Живот не унимался. Другой глаз Петровича повело в сторону ЗИЛка, в кабине которого лежало аккуратно упакованное сало. При мысли о душистом сале и целинном хлебе домашней выпечки, чесноке и самогоне Петрович чуть не потерял остатки самообладания. Но пить офицеру с рядовым составом… Одно дело сделать вид, что не чуешь запаха, совсем другое – разливать собственной рукой…

- Ночевать не будем, – сглотнув слюну, решительно сказал Петрович. – Подцепим эту дуру стропами за фаркоп, и потащим на полевой стан. Благо недалеко осталось. А там пускай начальство думает! У него голова большая…

Распаковав спрятанные сокровища, капитан и солдат, скрепя сердце, выделили по восемь строп на государственные нужды. Военные и прочие корреспонденты при этом отсутствовали, и написать о самопожертвовании наших героев, их бескорыстии и беззаветной преданности государственным интересам и о правильном осознании своего высокого патриотического долга было некому. Не было и политработников, а поэтому некому было сопровождать натужное движение военного ЗИЛка чтением утвержденных патриотических лозунгов, а также озвучивать степь включением записей патриотических песен.

Впрочем, последний пробел, по мере своих скромных сил, капитан и солдат восполнили. Трясясь в прокуренной кабине ЗИЛка, они с каким то веселым отчаянием мычали себе под нос. Водила без слов выводил "Союз нерушимый республик свободных, сплотила навеки великая Русь…", а капитан, как племенной бык вослед уводимым на вечернюю дойку коровам, мычал "Наверх вы, товарищи, все по местам, - последний парад наступает. Врагу не сдается наш гордый "Варяг", - пощады никто не желает…"

Почему-то им казалось, что они поют одно и то же. Впрочем, отсутствие у обоих слуха, и явная схожесть мелодий, могли сыграть с ними и не такую шутку.

На полевом стане у военных целинников ужинали.

Во всем лагере не было видно ни одного человека.

Столовой служила огромная палатка. В военное время такие палатки используют для развертывания полевых санпропускников с умопомрачительной пропускной способностью.

В палатке был весь наличный состав. За отдельными столиками сидели в предвкушении ужина офицеры. За тремя длинными столами, с узкими лавками по бокам, расположились военные водители. Стоящие у столов повара и трое дневальных, воюя с прилипающими половниками, раскладывали по тарелкам клейкую гороховую кашу.

Въехавший в лагерь ЗИЛ никто не встречал.

Он медленно прокатился между палатками и остановился у металлической эстакады.

Петрович и водила вышли из кабины, и, задумчиво покручивая отсиженными задами, не торопясь, потягиваясь, вдоль разных бортов приблизились к своей находке.

Взор Петровича остановился на боковине спутника, на той ее части, где в лучах закатного солнца благородным блеском сияла пятиугольная табличка с рельефно выпирающим гербом Советского Союза.

Такую же табличку с противоположенной стороны, ковыряя в носу, рассматривал водила. Выглянув из-за спутника, и обнаружив уже не первое за сегодняшний день совпадение интересов, водитель без всякой команды кинулся в кабину.

- Я – сейчас! – крикнул он на ходу, – У меня подходящий ключ есть!

Группа сопровождения Центра управления полетами предполагаемую точку приземления сверхсекретного разведывательного спутника вычислила еще до подачи команды на включение его, предназначенных для снятия с орбиты, двигателей. Собственно, точка приземления фигурировала в расчетах в качестве исходных данных. Орбитальщики по ней определили необходимое время схода с орбиты, и продолжительность работы двигателей, которые, при штатной работе всех систем, должны были столкнуть спутник на пологую траекторию снижения, кончавшуюся в заданной точке целинной казахской земли.

Процедура встречи была привычной, и, как всякая рутина, постепенно была сведена исполнителями к рациональному минимуму действий.

Орбитальщики определяли точку посадки. Группа слежения – по сигналам маяка садящегося спутника – привычно подтверждала штатность производимой посадки, а, после приземления, – определяла треугольник ошибок с вероятными координатами севшего аппарата.

Получив координаты района поиска, вертолетчики поднимали в воздух тяжелую транспортную машину, летели к означенному району, цепляли спутник тросами и в темпе везли на спецплощадку. На этом процедура встречи считалась законченной. Дежурные службы делали в своих журналах соответствующие отметки, и успешно забывали обо всем произошедшем, переключившись на другие животрепещущие дела.

Тяжелый МИ-10 прибыл к месту падения спутника к вечеру.

Экипаж вертолета еще со вчерашнего вечера готовился к походу в баню. Были закуплены пиво и водка, закуска, приготовлены веники.

Все подлетное время предвкушавший прелести русской бани экипаж живо обсуждал степень собственной готовности к означенному мероприятию.

При выходе в точку встречи с космическим шпионом, у командира колом в горле застрял кусок незаконченной фразы. Спутника не было!

Ясно виднелось темное пятно выжженной тормозными пороховыми зарядами высохшей степной травы. В земле наличествовала вмятина, в которой, несомненно, еще совсем недавно копченой курицей покоился искомый спускаемый модуль. От вмятины за горизонт четкой, прямой как стрела, линией, отливающей свежеобнаженной плодородной целинной почвой, удалялся след.

Спутника не было!

- Э-э-эээээ… У-у-ууу, о-о-о…, - произнес командир экипажа, пальцем указывая своим подчиненным на очевидное. Палец его при этом так до конца и не разогнулся, и можно было подумать, что он пытается нажать на курок воображаемого пистолета, либо таким образом придерживает воображаемый стакан с любимой народом жидкостью для снятия стрессов.

Кто-то из экипажа произнес: "Б…!!! Американцы спутник сперли…!" – и понеслось!

Упоминание об американцах попало в суматошный сбивчивый доклад командира экипажа по радио. Через тридцать минут руководитель Центра управления полетами во время срочно организованной телефонной конференции на вопрос то ли Министра Обороны, то ли Начальника Генерального Штаба о принимаемых мерах доложил, что на происшествие выехала группа спецназа, специально учрежденного при космодроме именно для таких целей.

Спецназовцев собирали почти час. За это время Группа слежения по встроенному маяку спутника несколько раз выдала уточненные координаты похищенного космического аппарата.

По всему выходило, что спутник переместился на двадцать с небольшим километров, и теперь пребывает в неподвижности.

Командир группы захвата уже в воздухе получил от высокого начальства последнюю ориентировку:

- Побыстрее, ребятки! Судя по всему, наши секреты уже потрошат! Покажите, им, сволочам! Оборзели, понимаешь ли, в корягу… ЦРУ хреново. В центре Союза спутники угоняют…

Долетев до места, вертолеты спецназа сели у небольшого кургана.

Спецназовцы горохом высыпались из них, и скрытно, перебежками, с двух сторон оббежав курган, взяли полевой стан автобата в клещи.

Сомнений они не испытывали. Они знали, что они – элита. И в состоянии надрать задницу хоть черту, хоть Господу Богу. Тем более что команда "фас" уже была произнесена…

Первые палатки оказались пустыми.

Чуть далее, из самой большой, похожей на огромный ангар, палатки раздавался приглушенный гул голосов, скребло и позвякивало металлом о металл.

Командир группы знаками показал: окружить, ошеломить и взять таки мерзавцев на горячем. В его возбужденном мозгу рисовались картины сопротивляющихся, одетых во все черное, американцев. Вооруженные гаечными ключами и непонятными приборчиками, они безуспешно пытаются отбиться от его волкодавов.

"Мерзавцев" действительно взяли на горячем. Раздача каши закончилась, и военные целинники только что осторожно приступили к трапезе. Остыв, гороховая каша становится совершенно непригодной для употребления в пищу. Поэтому поедается она исключительно в горячем виде. Благо, по какой-то странной прихоти природы, остывает сей продукт очень медленно, что, собственно, весьма способствует процессу.

По короткому свисту командира спецназовцы, через два хоботообразных тамбура, и просто сквозь безжалостно взрезанные брезентовые стены, материализовались в столовой. На их лицах были совершенно непривычные в те времена маски, короткие автоматы хищно водили ноздрями стволов. Бесшумное появление и зловещий вид спецназа буквально ошеломил всех. Ложки с горячей кашей замерли на полпути. И только командир, машинально отметивший в уме, что за испорченную палатку интенданты спустят с него три шкуры, недовольно взревел:

- Что это еще за срань? Какого х….рр…р-р! – продолжить столь экспрессивную мысль он не успел. Ближайший спецназовец мгновенно, точным скупым движением, надавил командиру на затылок, и его лицо оказалось в обжигающе горячей каше.

Рефлекторное движение еще нескольких офицеров и солдат было прервано столь же молниеносно, и тем же способом. Остальные застыли, кося глазами на непрошеных гостей и наблюдая за своими отплевывающимися товарищами.

- Где спутник? – спокойным будничным голосом спросил командир спецназовцев.

- Какой ещё на х… спутник? – возмущенно поинтересовался командир сводного автобата, размазывая по лицу остатки отвратительного ядовито-зеленого цвета каши.

После этих слов его лицо немедленно оказалось в той же тарелке. Его спецназовский коллега, переместившийся за это время к командиру, рывком, за воротник, выудил его из тарелки, и в упор, в залепленное пластилинообразной массой лицо, пролаял:

- Я спрашиваю, где искусственный спутник Земли?

- Какой ещё на х… спутник? – вновь, но уже растерянно и с обидой, спросил командир.

В это время в палатку вбежал еще один спецназовец.

- Командир! Технари говорят – не здесь! Отсюда западнее, – заявил он.

Командир крутнул в воздухе затянутой в перчатку рукой, и спецназовцы мгновенно вывалились за пределы палатки. На ходу перестроившись, они рассредоточенным строем быстро двинулись вслед за одним из них, вертевшим с энтузиазмом над своей головой сложной ажурной конструкцией, напоминающей антенны известных всем пеленгационных приемников лисоловов.

За спецназовцами неуверенными группками потянулись любопытствующие автобатовцы.

Захват похитителей спутника был произведен молниеносно. Вот они что-то увлеченно крутят, оседлав сферическую поверхность похищенного агрегата. А вот уже лежат лицом в землю, с заломленными и в наручниках руками. И на каждом верхом сидят по три азартно сопящих спецназовца.

Можем, когда хотим! Особенно, когда своих ломаем.

Солдата и капитана препроводили в КПЗ. Каждый день их допрашивала целая бригада следователей КГБ. Их путали, пугали, им сулили и грозили, и, в конце концов, все устали.

Водилу отпустили на третий день. Петровича на пятый. С каждого, на всякий случай, взяли подписку о неразглашении сроком на пять лет.

Месяц спустя балагур и весельчак Петрович вернулся в родной артполк. Он был хмур и неразговорчив. В его глазах треснувшим вязким битумом застыла тоска. Он стал шаркать ногами при ходьбе и перестал смотреть на небо.

Еще через полмесяца пришла выписка из Приказа Начальника Генерального Штаба Вооруженных Сил СССР. Высочайшим эдиктом до всех заинтересованных лиц было доведено, что Петрович наказан. Он был предупрежден о неполном служебном соответствии "ЗА ПОПЫТКУ УГОНА ИСКУССТВЕННОГО СПУТНИКА ЗЕМЛИ".

23.10.2002 г.


оглавление
Hosted by uCoz